бы прокрученные в обратную сторону, не с востока на запад, а с запада на восток. Гавана — Гуинес — Матансас — Колон — Санта-Клара — Санкти Спиритус — Камагуэй — Лас Тунас — Ольгин — Сантьяго-де-Куба и, наконец, Гуантанамо. Потомки легендарных барбудос[11] гнали врага так же, как и Фидель, не давая покоя, заставляя бежать, захватывая трофеи.

Волна народного гнева катилась, как снежный ком, разрастаясь в пути на десятки, сотни, а позже и тысячи новых бойцов. В каждом городе, в каждом посёлке к небольшим поначалу отрядам Революционных вооруженных сил Кубы присоединялись другие, стихийно возникшие, но готовые идти до конца. Оружие, трофейное и извлеченное из заранее приготовленных тайников, оборачивалось против оккупантов и их пособников.

Брошенные на произвол судьбы, лишенные авиационной поддержки и связи с материком, американские части сдавались одна за другой. Серьёзное сопротивление оказывалось лишь дважды — около Санта-Клары и в районе Ольгина. В первом случае это были каратели-«эмигранты», знавшие, что пощады не будет. Во втором — рейнджеры из 75-го пдп, пытающиеся пробиться на юг, к Гуантанамо, в надежде на эвакуацию.

Отряд Рамона почти четыре часа сдерживал батальон «зелёных беретов», прорывающихся по объездной дороге. Двадцать шесть человек против трёх сотен.

Для Хорхе Алонсо этот бой длился целую вечность. Он попросту потерял чувство времени. Из семерых бойцов, оборонявших холм по левой стороне от шоссе, в живых остались только Кармела и Хорхе. Перед высоткой и на её склонах впоследствии насчитали более сорока трупов «джи-ай». Янки рвались вперёд, не считаясь с потерями. Это был единственный путь в дефиле между покрытыми густым лесом горами Менсура. Проходящую рядом дорогу и несколько единиц вражеской бронетехники подорвали фугасами. «Товарищ Рамон» устанавливал их лично, бормоча себе под нос «Vy mne eshyo za afgan i chechnyu ne otvetili…»

Помощь пришла, когда казалось, что всё, сейчас их сомнут. У пулемёта повело ствол, патроны закончились, и в дело пошли гранаты. Хорхе уже подумывал оставить одну для себя и Кармелы, но… По скопившимся у подножия рейнджерам ударили просочившиеся в их тыл «чёрные осы». Ещё через пять минут штатовцев взяли в мешок и после короткой, но яростной перестрелки, поняв, что ловить нечего, они сложили оружие.

Погибших членов отряда похоронили на развилке дорог в коммуне Майари. На установленном возле могил кресте вырезали пять звезд и имена героев напротив каждой. Удивительно, но ни Кармела, ни Хорхе не получили в этом бою ни царапины. Казалось, что их хранила сама судьба. Для чего? Об этом молодые люди пока не задумывались…

В канун Нового года кубинские части освободили Сантьяго и подошли вплотную к ВМБ «Гуантанамо».

Штурм начался на рассвете. После довольно мощной артподготовки и потопления в гавани нескольких крупных судов, деморализованные янки сопротивления почти не оказывали. Последними сдались в плен те, кто пробовал спрятаться от кубинцев в печально известной тюрьме.

Само пленение произошло буднично.

К внешним воротом «Detention Camp» подошли трое бородачей в камуфляже. Один сбил прикладом замок, второй пальнул очередью поверх крыш, третий коротко приказал: «Всем выходить наружу с поднятыми руками. На размышления даю пять минут».

Засевшие в здании начали выходить наружу секунд через двадцать.

Для Хорхе с Кармелой война закончилась на аэродроме американской базы. Его взяли без единого выстрела. Охрана сдалась, хотя возможности для обороны имелись. Трофеями стали несколько бронемашин и парочка транспортных самолетов…

— Ты теперь вернёшься домой, да? — «небрежно» поинтересовался Хорхе у венесуэлки, когда они осматривали один из застывших на лётном поле «Грейхаундов»[12].

— Наверное, да, — пожала плечами девушка.

Парень чуть помолчал, а потом снова спросил:

— Скажи, а у вас замуж когда обычно выходят? Ну, в смысле, чтобы всё по закону.

Кармела с удивлением посмотрела на Хорхе.

— Ну… вообще с восемнадцати. А у вас?

Кубинец вздохнул.

— У нас девушкам после шестнадцати разрешают. Мы с Бель собирались свадьбу в июне сыграть, когда она медицинскую школу окончит…

— Да? А мне восемнадцать как раз в июне и будет, — неожиданно для себя выпалила Кармела.

— Правда?

— Ага.

Примерно с минуту они молчали, делая вид, что эта тема полностью себя исчерпала.

— Знаешь, Мели, мне тут товарищ Рамон предлагал в отряде остаться. Говорил, их через неделю на материк перебрасывают.

— На материк? А куда? — заинтересовалась девушка.

— Не знаю. Но думаю, что на север.

— И ты согласился?

— Да.

— Хм, интересно…

Кармела загадочно улыбнулась.

— Что интересно? — не выдержал Хорхе.

— Интересно, что мне он предлагал то же самое.

— А ты?

— Сказала: подумаю.

— И?

Девушка изобразила задумчивость.

Хорхе смотрел на неё и ощущал себя негодяем. Перед глазами стояла Бель, такая, какую он помнил. Её улыбка с каждой секундой становилась всё более грустной, черты лица расплывались и таяли в памяти, словно она прощалась с ним навсегда…

— Подумала и поняла, — Кармела вдруг протянула руку и осторожно погладила Хорхе по небритой щеке. — Нельзя мне тебя оставлять. Ты один пропадёшь…

Глава 5

Не один (1)

'День 129 (21 октября, понедельник)

Болеть — плохо, а болеть тяжело — вообще ужас. Трое суток лежал с температурой под сорок. Думал, что всё, сейчас копыта отброшу. То ли грипп, то ли какое-то «креативное» ОРЗ. Даже не знаю, где его подхватил. Логичнее всего, что от уток. Птичий грипп, ему ведь не просто так дали такое название. А я со своими пернатыми возился — чуть ли не в задницы их целовал, хотел, чтобы всё было по уму… Дохотелся, короче. И по всему видать, что от большого ума.

Ни антибиотики, ни противовирусные не помогали. Любое движение — пытка. Один раз сумел себя пересилить, встал и даже дошёл до двери… Дошёл, и тут же будто бы свет вырубили. Ничего не вижу, в глазах темнота, и «страшно, аж жуть». Неужели ослеп⁈ Осторожно, по стеночке добрался до лежбища и рухнул пластом. Минут, наверное, пять трясся, словно в припадке, пока зрение не начало восстанавливаться. Окончательно же отпустило, только когда снова смог различать предметы. Хотя смотреть на свет было всё равно больно…

Именно в этот миг я, наконец, понял: одному здесь и вправду не выжить. Что бы ни говорил, как бы ни убеждал себя, что и умнее, и опытнее, и сил у меня в десять раз больше, но… Лиза оказалась права — я без неё пропал бы.

Хотя силёнок ей действительно не хватало. Попробуйте в двенадцать лет при весе тридцать с копейками поворочать взрослого мужика, когда он не ходит, а просто лежит. Тем более что у самой со здоровьем бо-ольшие проблемы, и если бы не доктор Свиридов, её бы здесь не было… Нет, не так. Если бы не доктор Свиридов, её бы вообще не было. А она была. Здесь и сейчас. Рядом. Готовила еду, меняла одежду и простыни, обтирала салфетками, кормила с ложечки, поила травяным чаем и — даже стыдно признаться — помогала с естественными отправлениями. Мало того, на неё навалились и все проблемы по дому, огороду и птичнику. Топить печь, носить воду, полоть, копать, следить за коптильней, ухаживать за «уткокурями».

Я хорошо помню, как ржал, когда впервые услышал об анатидаефобии. Оказывается, это одно из наиболее странных и в то же время довольно распространенных расстройств человеческой психики. Люди, страдающие этой фобией, до дрожи в коленях боятся уток и прочих похожих на них водоплавающих, потому что уверены: утки следят за людьми и только и ждут, когда те расслабятся, чтобы напасть. Лиза, как выяснилось, тоже испытывала необъяснимый страх перед этими крякающими пернатыми. То ли они напугали её в раннем детстве, то ли имелась какая-то другая причина, но до моей болезни она к ним ближе пяти шагов не подходила.